My Chemical Romance — Kids From Yesterday
Боже, это что? Фотки с моей эмо-фазы? Кажется, я копнул слишком глубоко в облаке, раз это вылезло теперь ко мне на ноут. Не то чтобы я стесняюсь этого периода моей жизни, когда я был грустен и одинок. Кажется, я был эмо всю свою жизнь и даже сейчас во мне есть хорошая такая доля эмо вайба, просто тогда это было особенно видно. Я был тощим, лгал матери, что ужинал без неё лишь бы поскорее спрятаться в комнате пока ей не позвонили из школы. Не выносил её взгляда в этот момент. Однажды ей позвонили чтобы сказать, что я подрался. Она не видела моих синяков под свитером, я специально натягивал свитер на ладони, притворяясь, что холодно даже в конце апреля. Мать только пришла с работы, когда раздался звонок домашнего телефона. Я надеялся, что ей звонят по поводу работы, но она почему-то внезапно подняла взгляд на меня. А я замер с ложкой в руке. Мне больше не хотелось кукурузных хлопьев с мармеладками, а пальцы мои действительно похолодели. Я видел как меняется взгляд моей матери с уставшего на разочарованный, а после — даже злой. Казалось, она возненавидела меня в этот момент, но сдержалась. А может просто решила, что ей нечем меня наказать. Отнимет карманные деньги и я не смогу купить себе обед в школе. Посадить меня под домашний арест значило лишь сделать мне подарок. Я и так нечасто гулял, особенно после того как увлёкся гитарой и стал чуть ли не днями сидеть за ней после уроков. Когда разговор кончился, она лишь вновь устало посмотрела на меня и сказала, чтобы в следующий раз я решал конфликт словами, а не кулаками. Я ответил что-то нейтральное вроде "окей". Это прозвучало, наверное, очень буднично, даже равнодушно. В порыве эмоций я никогда не умел контролировать свой голос. После этого я старался быть "паинькой". Конечно, несколько раз в неделю моей матери звонили то психолог, то директор, но я не попадался ей на глаза и после ужина она уже забывала о том, что хотела меня отчитать. Вечером я делал уроки и слышал её шаги на лестнице. В этот момент мне хотелось исчезнуть. Я боялся, что она зайдёт и скажет то же самое, что я слышал днём от психолога. Поэтому я втыкал второй наушник в ухо пытался не думать ни о чём. Мне было комфортно в своём музыкальном мире, в нём пропадало окружение, позволяя мне сосредоточиться на предмете. Так было до тех пор пока в один момент я не зацепился взглядом за отражение в стекле окна и не увиден в нём мать. Она стояла у двери, придерживая за ручку. То ли только что пришла, то ли так и стояла как статуя не двигаясь уже долго. Она ничего не сказала, не пыталась обратить внимание и после долгих, растянувшихся для меня на часы, трёх минут ушла. По спине стёк холодный пот, который не вызывали у меня даже книги Стайна. Наверное, это логично, что ужастики уже давно никого не пугают, но вот оказаться в таком ужастике самому достаточно жутко. Я не мог уснуть всю ночь, думая, что же всё таки она хотела сказать мне. А утром за завтраком решил спросить. Она тихо рассмеялась и сказала, что была такая уставшая, что перепутала двери и несколько минут стояла, пытаясь понять, что случилось с её комнатой и почему тут какой-то странный парень. Я посоветовал ей взять выходной, но внутри отлегло.
И всё же у меня осталось ощущение, словно я находился в каком-то ужастике. И это было отчасти правдой если посмотреть на нашу семью глазами других. Я был худощавым странным подростком, откладывающим деньги с обедов чтобы купить очередную книгу страшилок, моя бабушка по молодости была весьма скандальной и даже судилась с соседями из-за их собаки, а сейчас была, наверное, самым недружелюбным и ворчливым человеком на всей улице. Мать знали как хорошую медсестру лишь в центре города, а здесь она была человеком-призраком, которого редко видели по выходным, а в рабочие дни и подавно. В какой-то момент эта мысль даже начала меня веселить и я перестал пытаться быть "нормальным". Однажды я купил новую книжку Стайна утром сразу после открытия книжного и оставил её в школьном ящике. Во время второго урока меня срочно забрали в кабинет психолога, усадили на диван и сказали "Суицидник?", я не понял, к чему это было и переспросил, на что услышал уже утвердительный ответ "Суицидник." Я не понимал, к чему это было, пока не увидел в руках психолога мою книжку. "А может и потенциальный убийца" — сказала она и показала директору какой-то фрагмент из книги. Я даже не пытался оправдываться. Обвинения казались мне настолько абсурдными, что любые попытки составить контраргумент разбивались сразу же о мою собственную самокритику. Директор обсуждал с психологом фрагменты из книги пока не пришёл полицейский. Я узнал его. Это был тот же парень, что опрашивал мою мать когда всю ночь просидел на чердаке. Он тоже узнал меня, а когда услышал причину, по которой его вызвали, пожал плечами. Реальных доказательств, что я могу убить не было, но он "конфисковал" книгу, забрал меня, посадил в машину и мы тронулись. На пороге школы нас провожали директор, охранник и психолог. Я не хотел верить, что меня везут в отделение, но когда мы проехали поворот к моему дому не выдержал. Едва мы остановились на светофоре, я выкрикнул, что буду говорить лишь в присутствии своего адвоката. Мужчина рассмеялся и сказал, что не повезёт меня в участок, а доедет до закусочной, где высадит меня и я смогу вернуться домой. Он вручил мне мою книгу и мы вновь тронулись. Пару минут я сидел, пытаясь переварить случившееся. Потом спросил имя своего "спасителя" и попросил не отпускать меня домой ещё пару часов, боясь, что о моём раннем приходе узнает бабушка и расскажет матери. Он согласился и оставил меня в машине, пока ходил за едой. Вернулся с двумя бумажными пакетами и отдал один мне. В нём был детский комбо-завтрак с игрушкой. Я поблагодарил, но сказал, что я не ребёнок, на что он усмехнулся и забрал пакетик с игрушкой, сказав, что без "ребёнка в машине" ему его не продавали. Он вскрыл пакетик и там оказался чертёнок, которого я хотел выбить ещё во время Хеллоуинской акции. Я подавил в себе зависть и сдержанно сказал, что ему повезло. На что он усмехнулся и предложил обмен, ведь всегда хотел себе фурию. Я быстро согласился. За перекусом мы поговорили о всяком, поколесили по городу с патрулём, но всё было тихо. Я даже впервые за последние дни почувствовал себя в безопасности. К вечеру он всё же довёз меня домой. Это увидела мать и едва я вошёл в дом, получил от неё взволнованный вопрос. Рассказывать правду я не хотел и наврал, что забыл дома деньги на обед, по дороге домой упал в обморок и потому этот полицейский меня накормил и довёз до дома. Следующие три дня я сдавал анализы в клинике матери, но ничего серьёзного не выявили. Этот случай скинули на усталость и мне выдали справку о том, что я могу две недели не ходить в школу. Каждое утро я посещал медицинский центр, где получал витаминки на день, небольшую лекцию психолога и кислородный коктейль. А вечером разбирал вещи на чердаке. Так я нашёл ещё довольно старый, но ещё рабочий Полароид, на барахолке нашёл к нему несколько картриджей со специальной бумагой и протестировал. Мне очень понравился результат и вскоре появилась даже гирлянда из фотографий, сделанных на полароид в моей комнате. Это было по-другому, чем просто сделать нужную фотографию и распечатать её на принтере. Я увлёкся процессом и первое время делал фото всего от фруктов и рассыпанных кукурузных колечек до собственных селфи. А однажды возле нашего дома вновь появился давно знакомый мне полицейский. Его вызвали соседи пожаловаться на очередную выходку нашей бабушки и он терпеливо выслушивал слова скандальной тётки, что была не менее противной и придирчивой, чем моя бабушка. Я сфотографировал его исподтишка, но он заметил. И после разговора, пришел ко мне, сел за столик на веранде, напротив и с улыбкой что-то пошутил про меня как фотографа. Но кадр, который получился, ему понравился. Он даже согласился попозировать немного в обмен на то, что я вместо него поговорю со своей бабушкой. Я увлёкся больше своей моделью, чем фотосессией. Мне было крайне приятно, что кто-то наконец понимает меня и уделяет столько внимания. Быть может, это была любовь. Странная для меня, но мне ведь и положено быть странным? Показывая ему получившиеся фотографии, я потянулся поцеловать его, но полицейский меня мягко и настойчиво отстранил, сказав мне не горячиться. Он попросил меня оставить эти фотографии себе и ушёл, напомнив мне ещё раз поговорить с бабушкой. А я остался в смятении, пересматривая эти фотографии и понимая, что по уши влюбился в этого человека. Его фотографии я сохранил в альбом, но при переезде потерял его на чердаке и так и не смог вернуть. С тех воспоминаний у меня осталось лишь две фотографии, которые я успел оцифровать и перекинуть на телефон перед переездом.
